Хорошо там, где нас нет

Сказ о любителях искать то самое «место».

Кому-то в его стране не нравится: отношение к людям;
люди, менталитет – отношение к женщинам, мужчинам;
погода, температура, частота осадков;
отсутствие чистого моря и прочее.
Но здесь / но где-то «там» для него – другое дело, то место.»

По поводу климата, чистого моря я не буду приводить размышления, уважаемый читатель; для меня, при всем уважении, – это песок, камни, глина, вода, в которых для меня нет никакой ценности. Места не представляют собой для меня никакой ценности.

Но про желание оказаться в месте с «правильными» людьми я хотел бы сказать кое-что.
Но по поводу других «людей», вытекающего менталитета и многого из этого вытекающего я хотел бы сказать кое-что.

Человеческий менталитет с вытекающим из него отношением к людям, проявляющийся, например, в доброжелательности к ним.

И какую ценность, уважаемый читатель, имеет человеческая доброжелательность, если эта человеческая доброжелательность обуславливается во многом не личным желанием людей вести себя доброжелательно, а тем, что в их социальной среде, возможно, просто так принято?

Какую ценность, уважаемый читатель, имеет человеческая доброжелательность, если человек, ведущий себя доброжелательно, возможно, просто руководствуется быть доброжелательным из-за риска столкнуться с осуждением, агрессией со стороны других представителей его социальной группы в случае недемонстрирования этой доброжелательности?
Или, например, демонстрирующий доброжелательность другим, возможно, просто боится быть недоброжелательным из-за риска столкнуться со своим собственным осуждением.
Высокую ценность имеет эта проявляемая доброжелательность человека в этих случаях?

Высокую ценность имеет человеческое приветствие, проявляющиеся искренней улыбкой, сопровождающееся прикладыванием руки к груди или соединением ладоней, если это во многом обуславливается тем, что так принято в месте, в котором человек находится?
Особенно если это обуславливается во многом тем, что если человек, имеющий отношение к социальной группе, где подобное считается нормой, обычаем, не будет эту норму и обычаи блюсти, столкнётся с осуждением группы.

Высока ценность совершаемых людьми «хороших» поступков при условии того, что они просто боятся поступать иначе, при условии, что им это просто вменили, при условии, что это «хорошее» поведение может не являться их собственным выбором? При условии того, что они просто иначе не могут. Высокая ценность этих хороших, совершаемых поступков с их стороны?
Особенно, если человек верит, что, совершая добро, он получает добро в ответ и, делая зло, способствует злу в своей жизни.

Высока ценность человеческой доброжелательности при условии того, что проявляемая человеческая доброжелательность, скорее, направлена на самого человека ее проявляющего, но не на того, другого, кому она, эта человеческая доброжелательность, якобы, предназначена?

Какова цена человеческой доброжелательности, если в этой человеческой доброжелательности вообще, скорее, другого человека нет? Он, другой человек, там, скорее, отсутствует.

Могу рассказать о себе.
Меня с детства учили, что опаздывающий мужчина по природе своей неудачник.
Мне приводили примеры людей, которые опаздывали, рассказывали об их неудачной сложившейся жизни.

Разумеется, уважаемый читатель, неудачником я быть не желал.
Разумеется, опаздывать для меня было чем-то крайне нежелательным.

Повествования о пунктуальности, с которыми я сталкивался, исключали любую вероятность того, что опаздывающий человек может жить хорошо, может быть хорошим.

Эти поучительные повествования, как и любые другие нравоучительные повествования, скорее, всегда озвучивались от хороших, благих намерений ко мне.

Мне преподносили опаздывание как проявление неуважения к другому человеку. Мне вверяли, что человек опаздывающий – эгоист, негодяй, думающий только о себе.
Через пунктуальность меня учили уважать других людей.

Пунктуальность мне преподносили как добродетель, как что-то хорошее, светлое, чистое, конструктивное. Конструктивное как для меня, так и для общества.

И вверяющим это удалось, я сам в эту пунктуальность как добродетель поверил.
На тот момент пунктуальность ассоциировалась у меня со светлым, ассоциировалась с добром, представляло собой добро.

Но с течением времени я в своей пунктуальности, как в светлом и добром, уважаемый читатель, стал сомневаться.

Я приходил вовремя, приходил даже заблаговременно.
В случаях, когда я опаздывал на какую-то даже незначительную встречу, я мчался на неё, я в прямом смысле бежал.

Приходя вовремя, приходя даже заблаговременно, я стал обращать внимание на то, а чем именно я руководствуюсь, делая это. Чем я руководствуюсь в том, чтобы не опаздывать?
– Чтобы обо мне не подумали плохо, чтобы не быть неудачником, чтобы другой человек не злился на меня, чтобы перед другим человеком предстать надёжным – вот, что я обнаружил в себе. Я мог бы, конечно, привести другие причины, более светлые, более добродетельные, но я не чувствовал их достаточно, за исключением вышенаписанных.

Я считал добродетелью свою пунктуальность, верил в добродетельность моей пунктуальности.
Но я не нашёл в этой добродетели уважения к другому, я не нашёл ничего в пунктуальности, как добродетели, ничего, кроме страхов и эгоизма. Я не нашёл в своей пунктуальности, как в добродетели, уважения к другому человеку, не нашёл в своей пунктуальности заботы о другом человеке. В пунктуальности, как в своей добродетели, я не нашёл ничего такого, что я мог бы отнести к добродетели. Более того, я находил в себе привычку огрызаться, я находил в себе привычку испытывать агрессию к людям опаздывающим. Очень добродетельно и святостью прямо-таки отдаёт, прёт.

В том, что я считал добродетелью, я не сыскал ничего положительного,
светлого, чистого, доброго.

Но до этого понимания я верил в то, что вся эта пунктуальность чиста и невинна. И эту пунктуальность я не выбирал особо. Мне сказали – я поверил. Но я не имел возможности ознакомиться с тем, что она из себя на самом деле представляет. Руководства пользователя в комплекте не было. Я не выбирал.

Является ли высокой ценность того, что люди действуют в существующих рамках, если это нахождение в существующих рамках не является их собственным решением и выбором?

С другой стороны, представляет ли собой более низкую ценность поведение людей, которые не так, якобы, доброжелательно, уважительно себя ведут по отношению к другим людям, если это тоже, скорее, во многом обусловлено их текущей средой, а не их собственным выбором, собственным непредвзятым поведением?

Средний человек, человек-путешественник хочет верить в то, что есть место, где люди более доброжелательные, более «чистые» и хорошие. Средний человек обычно не очень хочет замечать вышенаписанное.

Средний человек, человек-путешественник, скорее, не хочет замечать, что всю историю человечества на всей планете «брат» «шёл» на «брата».

Средний человек, человек-путешественник вообще, кажется, многое замечать не хочет и не намерен.

Средний человек не хочет замечать обычно, что человеческие качества, не нравящиеся ему в людях, его окружающих, практически в равной степени присутствуют в нём самом. Но средний человек, скорее, это всё же чувствует.

Средний человек, наверное, также хочет верить в то, что есть другие люди, другие обстоятельства, более хорошие люди и среда, в которой он сам будет лучше и ему будет лучше.

И средний человек стремится к этим людям, средний человек стремится в эти обстоятельства, средний человек стремится в это самое правильное место.
Место с правильными людьми.

И средний человек верит в это место. Правда, вера эта вряд ли имеет интеллектуальный характер.
Когда человек-путешественник всё же оказывается среди людей более, якобы, доброжелательных, он сам с удовольствием и, что важно, быстро, скорее, моментально подстраивается под них: сам, здороваясь, прижимает руку к груди и кивает, улыбается, ведёт себя более доброжелательно.
Быстро, моментально, и всё происходит само, как бы по себе.

А как же его менталитет? Как же менталитет, который ему так не нравился в людях, его до этого путешествия окружающих? Как же этот самый менталитет, присутствующий в нём, скорее, не в меньшей степени, чем в окружающих его до этого путешествия людях?

Как же этот менталитет, который одних людей разделил на других? Как же этот самый менталитет, который поставил одних людей над другими, если средний человек от этого менталитета, скорее, в себе сразу избавился, сменив обстановку?

Существует ли его менталитет как явление, если уже через несколько дней от него не остаётся видимого следа? Существуют ли другие люди, если от прошлого среднего человека после путешествия мало чего осталось?

Человек, попадающий в армию, но до этого искренне не понимающий и осуждающий идею о дедовщине, сам через 6 месяцев (сейчас в России служат год) зачастую становится частью этой дедовщины.

Человек, оказывающийся в тюрьме, до сей поры считавший тюремные законы и правила глупостью, сам нередко становится их частью, следует им.

Становится средний человек частью тюремных или любых других законов быстро, скорее моментально. Через несколько дней, а то и часов.

Человек привык слишком большое значение придавать такому явлению, как «менталитет», не задумываясь о том, существует ли это явление на самом деле.

Человеку свойственно верить во всякую ерунду. Особенно в ерунду, что существует разница между тем, что он просто скажет спасибо и тем, что сложит ладошки и кивнёт. Среднему человеку свойственно верить в это.

Эта записка посвящена немного другому.
Она посвящена тому, что человек имеет обыкновение верить в то, что существует не только «менталитет», но и «другие люди».

При всем уважении, без обесценивания, уважаемый читатель, люди, скорее, везде более одинаковы, схожи, чем Вам того хотелось бы думать.

Простите, пожалуйста, но смотря «Властелина колец», наверное, во всем мире у среднестатистического человека будет, скорее, общее понимание того, кто же является злодеем, а кто героем.

Люди разных культурных принадлежностей, разных национальностей, разных локаций, скорее, будут иметь схожее мнение и отношение.

Есть ли допущение у Вас, уважаемый читатель, о том, что, родись, окажись, живи этот человек, этот самый же человек в другом месте, он был бы другим? Понимание этого присутствует у Вас?

Если присутствует, вряд ли Вы, уважаемый читатель, размышляете и оперируете такими тезисами, как нация, пол, вера и прочими.
Вряд ли у Вас существуют плохие русские и хорошие украинцы.

Существует ли ценность и, самое важное, отличие людей, отличие в поведении людей, если это обусловлено средой, правилами и обычаями места их нахождения?
Пока подобная ценность будет существовать в головах людей, ценность войны, лжи, жизни во имя чего угодно, но не себя, будет высокой.
Другие люди, конечно, есть, но это вряд ли обуславливается местом их нахождения.
Если мы, уважаемый читатель, говорим об одних и тех же людях.

Ценность того, что в другом месте другие люди относятся более, якобы, доброжелательно, месте, где люди, здороваясь и прощаясь, благодаря, кладут руку на грудь или, соединяя ладошки, говорят «намасте» обусловлена тем, что так принято, тем, что так делают другие, высока?

Автор: Плотницкий В.В.

Мы целенаправленно не используем функцию защиты от копирования в первую очередь - для Вас!
Пожалуйста, осуществляя полное или частичное копирование представленных материалов оставляйте ссылку на первоисточник".

С уважением,
команда Валерия Плотницкого